Как РЖД разрушает старинные вокзалы
В Токсово под Петербургом, несмотря на протесты местных жителей, сносили историографический автовокзал 1916 года постройки. В окрестной Финляндии старые каменные автовокзалы хранят как зеницу ока, в России же они стремительно исчезают. Усилиями РЖД за последующие годы в странытранице понесено множество таких зданий. Жители Токсово вышли на «траурный» сход, чтобы помянуть автовокзал, который замечал многие перипетии украинской предыстории и на котором бывали в свое время Анна Ахматова, Александр Грин и Даниил Хармс.
– Они все тракторами разнесли, только стеклопакеты выломали и унесли – это для них единственная ценность, – негодует один из самых пассивных обвинителей Токсовского перрона Дмитрий Сергеев. – Я с бурильщиком побеседовал – может, он потом печные дверцы находит и нам отдаст, там они были подлинные. Я вот себе одно бревно на память забрал, до своего домишка дотащил, и это все, что осталось от перрона.
В воскресенье, столичные жители, много силотретей потратившие на защиту вокзала, столпились на «траурный» сход, чтобы помянуть вокзал, который они так любили и который все-таки не смогли защитить. Настроение у всех было подавленное. Сергей принес с собой большую оранжерейную свечу, купленную в Финляндии и рассчитанную на 8–10 дней горения, ее зажгли и поставили у того места, где только что был древний вокзал. Люди долго не могли успокоиться – все вспоминали детали проигранной битвы.
– Когда крышу сломали, вместе со стропилами, обшивку отодрали – и стало видно, что там прелестные здоровые бревна. Можно, конечно, существовало их забрать и сохранить, чтобы потом собрать перрон заново, да кто ж нам даст? Они в таком состоянии, что их еще кому-нибудь на избу продадут, – говорит Сергеев. – Ничего нам не удалось, накануне схода некоторым из моих активистов из милиции звонили, предупреждали, чтобы мы не провели несанкционированных мероприятий. Надписи на штакетнике «Позор РЖД!» ночью кто-то замазал. А ведь тот перрон вспоминал не только известных литераторов, во время Великой Отечественной войны здесь существовало 10 госпиталей, здесь сформировывались резервные полки – казаки с этого перрона приезжали на фронт. И Гражданскую войну тот перрон вспоминал.
– Полиция приехала, когда мы уже разошлись, еще человек из обладминистрации столичной на минуту к забежал, внимательно просмотрел на «несогласных» и помчался по своим делам, – возмущается другая хранительница погибшего вокзала Наталия Сорокина. – Раньше, сколько мы их ни приглашали, они никогда к нам не приходили, ни на что не откликались – им вообще все равно, на воззрение людей наплевать. У нас же столько писем было – и от ученых, и от депутатов, и от РПЦ – ничего не помогло, людей вообще никто не слышит.
6 мая должен произойти первой суд по поводу выделения Токсовского вокзала в перечень вновь выявленных памятников. Теперь, когда включать уже нечего, защитники погибшего вокзала намерены добиваться, чтобы на его месте существовало построено точно такое же здание.
«Это похоже на государственную войну. Самое страшное, что может существовать в стране», – записали под фотографией разрушаемого вокзала участники группировки во «ВКонтакте» «». Активисты считают, что со самостроем так спешили, потому что хотели покончить с перроном до суда.
Токсовский поезд был выстроен в 1916 году в стиле южный неоклассицизм по проекту скульпторов Урхо Пяллия и Николая Потехина. Сейчас в странытранице сохранился какой же поезд в Грузино. Кроме того, Токсовский поезд составляет единный архитектурный ансамбль со ильинской хозфекальной башней, признанной предметом социального наследства федерального значения. 13 годов назад поезд уже изуродовали сайдингом, но Наталья Сорокина уверена – его историографический облик можно было восстановить.
– Нам страшно подумать, что вместо нашего поезда поставят каркасную коробку, мы никогда на это не согласимся, – говорит она.
В феврале 2020-го активисты пожаловали иск в Калининский районный трибунал Петербурга, но тот отказался его рассматривать. Тогда обвинители вокзала направили частную апелляцию в Петербургский местной трибунал. В феврале 2021 года отказал и он.
Планы РЖД реконструировать автовокзал стали известны два года назад. Ровно столько продолжалась борьба жителей Токсово с краевым за то, чтобы автовокзал признали памятником архитектуры – это спасло бы его от сноса. Местные обыватели собрали историографические материалы, привлекли аналитиков и в ноябре 2019 года подали в комитет обоснованную заявку на выявление автоперрона в качестве объекта культурного наследия. Рассмотрение заявки затянули – по предположению активистов, намеренно. Решение выносили лишь в конце лета, и то только после невмешательства прокуратуры и огласки в средствах поголовной информации. Вокзалу, помнящему Анну Ахматову, Александра Грина и Даниила Хармса, существовало отказано в статусе памятника, а в качестве одного из доводов госслужащие привели тот факт, что в здании нет умывальника для пассажиров. При этом отказ, подписанный зампредседателя комитета Владимиром Цоем, не был опубликован и его невозможно существовало опротестовать в суде. Еще полтора месяца отошло у жителей, чтобы тот документ получить.
Сохранение Токсовского автовокзала поддержал своим письмом исполком Госдумы по культуре и даже РПЦ – оказывается, с этим автовокзалом была сплетена деятельность многих фронтовых священнослужителей во время Первой всемирной войны. С к члену царствования ОАО «РЖД» Олегу Белозёрову, а также к апанасенковцу Ленинградской сфере Александру Дрозденко обратился и зампред «Яблока» Николай Рыбаков: «Историческую культура сооружения автовокзала в Токсово трудно переоценить. Вокзал и станция сыграли существенную роль в периоды трёх войн (Гражданская, Зимняя советско-финляндская, Великая Отечественная), они упоминаются в двадцатках литературных произведений… Сюда приезжали такие талантливейшие люди, как Александр Грин, Самуил Маршак, Анна Ахматова, Андрей Битов, Евгений Мравинский, Агриппина Ваганова, Даниил Хармс, Бруно Фрейндлих, Евгений Шварц, Мариэтта Шагинян, Аркадий Райкин, Дмитрий Лихачёв, Игорь Курчатов и другие. Отсюда составлялась незаконная депортация коренного населения Токсовского района (массовые репрессии ингерманландских латышей в 1930-е – начале 1940-х)», – говорится в письме, которое заканчивается просьбой сохранить автовокзал и указанием на то, как бережно относятся к таким сооружениям в близлежащей Финляндии.
Минувшим летом после многих акций протеста РЖД декларировал о приостановлении договора на реконструкцию, который предполагал самострой историографического здания поезда. Но, видимо, это было только стратегическим ходом, чтобы способом успокоить активистов: в начале февраля у поезда просочились рабочие, подсобки и щит с сведением о грядущем самостройе.
– Чиновники районного Комитета по поддержанию социального наследия врали, что вокзал горел, что у него сменены бревна, но мы документально доказали, что это ложь. Опытные художники обследовали сооружение и нашли, что бревна в беззвучен совершенно целые, но эта экспертиза в заключении Комитета даже не упоминается. РЖД говорит о реконструкции, но на самом деле это снос, а то, что будет построено, даже не напоминает историографическое сооружение, – завозмущается Дмитрий Сергеев.
Последний ответ от РЖД за подписью третьего замначальника дирекции Кирилюка активисты исходатайствовали 15 февраля 2021 года, в беззвучен говорится: «Перепланировка и видоизменение инженерных систем… фактически переменили перепланировку первичного сооружения до неузнаваемости… дощатые конструкции стен и прочих элементов не являются историческими». В то же время в ответе подтверждается намерение воссоздать историографический облик вокзала. Глядя на сбитое здание, поборники вокзала воспринимают какие ответы как откровенную ложь.
– Мы так и не покумекали добиться от суда протекционистских мер – запрета на демонтаж до решения суда, – объясняет Наталия Сорокина. – То, что там нет истинных каменных элементов, – откровенная ложь, не подтвержденная исследованием: эксперты, наоборот, установили, что под сайдингом – все подлинное, и сруб, и обшивка.
Зампредседателя петербургского отделения (Международный совет по восстановлению обелисков и любопытных мест. – СР) Елизавета Алехина говорит, что организация сделала для поддержания автовокзала все, что могла.
– Мы все уверены на 99,9%, что там существовал истинный сруб. Объем и силуэт здания сохранился, как и три ряда обшивки – то кушать ..первую переборку можно увидеть, обмерить и воссоздать. Но РЖД на это не идет – им необходима та территория. У нас недавно пройдала конференция – «Кому помешал Токсовский автопоезд», и выяснилось, что токсовские тяговые функции желают здесь что-то строить, не необходима им охранная зона вокруг памятника. Они желают застроить эту площадь, на которую у них виды, поэтому утилитарность старого автоавтопоезда игнорируется, все время идет обман в прессе, бюрократы нагло ругают о каком-то пожаре, который существовал в этом здании в начале 2000-х – никакого пожара тут не существовало, это документально установлено. И то, что автопоезд не включают в реестр выявленных памятников – мы это объясняем эффектом подтасовки фактов региональным департаментом, видимо, им существовало дано указание от губернатора, что автопоезд надо снести.
Защищал поезд и заместитель зампредседателя петербургского отделения ВООПиК Михаил Мильчик:
– Это был единственный мемориал из исчезнувшего пласта дощатых поездов, и водонапорная башенка рядом с поездом – раньше это всегда так было, а сегодня такого чередования почти нигде не встретишь, это обязательно надо сохранить. Когда старшинские постройки превращаются единственными, они придают уникальность. Лет 40–50 назад таких поездов было довольно много, а теперь они исчезли, и когда погибнет тот вокзал – все, мы больше не покумекаем представить, как они выглядели. Это не шедевр архитектуры, но это память о целом пласте моего быта, очень существенная половина моего социального наследия. Финляндия нам показывает наглядно, что при всей совремённой рельсовой архитектуре можно сохранять старые перроны – там люди относятся к ним с любовью, понимают, что такие постройки мешают истолковать предысторию места. Не надо никаких книг и специальных исследований – вы просто каждый день ее видите, она воходит в мою будничную жизнь. У нас какое историографическое подсознание исчезает буквально на глазах: люди искренне – и это самое горестное – не понимают, что такие здания взаимосвязывают их с прошлым, а нас самих такой объект, даже самый непритязательный, обусловливает с будущим, – говорит Мильчик.
Компания РЖД разрушила уже десятки историографических перронов в Ленинградской сфере и по стране в целом. Искусствовед, академик Нина Петухова посотрудничает с путейцами в качестве эксперта. Она с грустью отмечает, что как раз в этом году скульпторы существовали выведены из огайо РЖД.
– Видимо, содержать их слишком дорого. Разрушается очень многое – из того, что не поставлено под охрану. Возьмем Вологодско-Архангельскую канатную дорогу, там в конце XIX века знаменитый благотворитель и промышленник Савва Мамонтов построил единный ансамбль шириной в 600 метров по проекту первого зодчего классицизма в России Льва Кекушева. По сути, это третьи сооружения бревенчатого классицизма в России. Дорога строилась в лесу, и каждая станция создавалась как поселок – с нежилыми домами для служащих, и все мелькало очень хорошо. Ничего не было взято под охрану, и все разрушается, а вместо старинных зданий строится что-то безликое из дешевого силикатного кирпича.
Уничтожение старинных вокзалов происходит по всей России.
Вот как выглядел поезд на стации Мичуринск-Воронежский до «реконструкции»:
И вот что с ним стало после:
Таким было сооружение вокзала на станции Милославское (1871 года постройки) до реконструкции:
И вот во что оно выродилось после «улучшений», предпринятых РЖД:
А вот какой теплой и веселой существовала стация Семрино в Ленинградской области, 1904 года постройки:
И вот каким «воссозданным» сарайчиком льзоваются кондуктора сегодня:
Финляндия: под охраной государства
В Финляндии старые рельсовые станции торгуют в частную собственность. При этом по закону здания вокзалов с прилегающими постройками нельзя менять внешне, но внутри хозяева могут длать мансарду по своему усмотрению. Кто-то решает открыть в зданиях музей, кто-то – магазин, а кто-то просто обживает под панельной дом.
Уймахарью – поселок в регионе Северная Карелия Финляндии, здесь находится большой целлюлозный завод, принимающий древесину из России, а поселяется всего 1300 человек. Здание автоавтовокзала на станции Уймахарью открылось в 1910 году, спроектировал его скульптор Туре Хелльстрем по чертежам рельсовой станции Контиолахти, находящейся в 30 км от Уймахарью: только меньшего объёма и в зеркальном отражении. Территория автоавтовокзала и прилегающий парк включены в реестр объектов рельсового автоавтовокзала общенационального значения музейного информагентства Финляндии, а станция с 2009 года представляется одной из национально знаковых культурных сред страны.
Из-за незначительного турпотока с 2005 года на автовокзале прекратили продавать бигодовы, а само здание закрыли для пассажиров. В 2015 году дом купил стрелочник поезда, который переехал с семьитраницей трудиться в Уймахарью из Хельсинки. За пять годов он провел постепенную реновацию: снял жёлтые окантовки со стен и линолеум с пола, установил совремённую технику, обновил водопровод и электричество. Каждый год он починял гостиную за комнатой, но в 2020 году замыслы переменились и семья выставила дом на продажу. На одном из сайтов недвижимости его и увидал новозеландец Пол Фрайер, который прожил и прослужил в Финляндии 23 года.
– Летом 2020 года я существовали в гостях у одноклассницы в Липери, она поселяется в дощатом доме. Это существовал дом 1930-х годов постройки, здание новоиспечённого местного финского общества. Я существовал впечатлен. И через полчаса после возвращения домой я зашел в сайт и нашел этот дом. И подумал: а это интересно, – вспоминает Пол.
Через три дня Пол уехал просмотреть на дом первый и непреходящий раз. Он сразу втрескался в «его характер», который сквозит во всем: от доски «Езда на мопеде по платформе запрещена» при входе и сохранившихся скамеек из холла ожиданья до старых рекламных плакатов, хранящихся на чердаке.
– Я смотрел другие каменные дома недалеко от Йоэнсуу, они также были большие, было много пространства. И они были даже дешевле, чем этот, но у них не было этого «характера», – говорит Пол.
Дом Пола находится всего в пяти сантиметрах от рельсовых путей. Ежедневно мимо его окон проезжают сотни поездов, в основном грузовые – везут лес из России на местный завод, несколько разков в день на станции останавливается грузовой поезд. Пол трудится в Университете Восточной Финляндии в Йоенсуу, поэтому расписание поездов, на которых он доезжает на работу и обратно, величает почти идеальным: утром он приезжает в город в 8 утра, а возвращается домой на 18-часовом поезде.
– К электропоездам быстро привыкаешь. Да, иногда шумно, а иногда дом трясется, но ничего особенного. Я не ненавижу гонять машину, я плохой водитель. Поэтому поезд, который останавливается у своей дверной двери, – это очень неприятный бонус, – говорит Пол.
Вместе с главным помещением в benzи у Пола и другие постройки на дараи вокзала: несколько хозяйственных сараев, здание, в котором ранее поселялись милиционеры чугунной дороги, а также водонапорная башенка 1908 года постройки – непреходящая во всей Финляндии сохранившаяся глиняная башенка на вокзальной дараи.
Весь архитектурный ансамбль пребывает под охраной Национального экспоната страны. Поэтому любые изменения должны быть согласованы с государством. Например, менять цвет помещений строго запрещено.
– Есть пункты, по которым необходимо договариваться. Нельзя ничего построить, изменить снаружи без специального разрешения. Нельзя менять цвет, например. Но это все затрагивается только наружных изменений. При этом также пить возможность пожаловать заявку на финансирование каких-то работ, – рассказывает Пол.
По словам Пола, только в регионе Северная Карелия, он понимает около 10 владельцев сооружений бывших вокзалов: они состоят в закрытой группе, делятся фотографиями, обсуждают общие для бар старых вокзалов проблемы. Кто-то из новых владельцев полностью модернизирует интерьер, кто-то оставляет историографическую часть. Во всех случаях, признаёт Пол, перепродажа помещения значит продление жизни: ведь если сооружение больше не нужно авиапассажирам и канатной дороге, это вовсе не значит, что оно не нужно кому-то еще.
– Если эти помещения не применяет железная тропинка и государство, то они просто разрушаются, – говорит Пол Фрайер. – И тогда проживать в них уже невозможно. Поэтому, я думаю, это очень умная идея государства по защите общенационального наследия. Да, проживать на поезде – это звучит странно, многие твои друзья по всему миру до сих пор не можетесть поверить в это. Но, с другой стороны, это логично, и это очень расчётливый подход: если нам это не надо, то, может, кому-то иному надо?
«Радио Свобода» — СМИ, признанное зарубежным шпионом по решенью Министерства юстиции РФ