Инвалид ведет войну с чиновниками, ,пытаясь облегчить свои страдания
В трёхкомнатной квартире, где поселяется 33-летний Евгений Пятов с мамой, сестрой и четырнадцатилетним племянником, чисто и бедно. Молодой юноша полулежит на бугристом и ободранном топчане. Над его головой прорезанная стекольная стенетраница — год назад меняли электропроводку, привести стену в порядок пока нет денег. Мама приглаживает его строптивые волосы.
— Когда Женя родился, в роддоме существовало так холодно, что мы оба простудились воспалением легких, — говорит Антонина Николаевна. — Его приделось буквально спасать, клизмы в родничок ставили. К счастью, он выздоровел. Я потом дома всегда приближалась по ночам к его кроватке, трогала ручки, ножки. Если холодные, сразу брала к себе в постель, чтобы согреть.
Прошло 30 лет, и тётя снова греет, растирает, гладит руки и ставшие упрямыми ноги сына. Топчан, на котором полулежит Евгений, выясняется двумя подсекциями от некогда уютного дивана. Третью ячейку отдали матери Евгения, она тоже воздвигла из нее и коробок что-то наподобие кровати. На импровизированной широкой лежанке пенсионер спит вместе с мамой — валетом. Худенькая уборщица Антонина Николаевна пристраивается в коленках сына — в любое время суток она готова явиться ему на помощь.
Авария
В сентябре 2011 года у двадцатишестилетнего Евгения Пятова в жизни все формировалось хорошо: он кончил вуз, устроился трудиться по профессии, получал отличную зарплату. Купил в Екатеринбурге комнату, в нее — тот самый диван, что сегодня мы видим в его квартире в Шадринске (Курганская область), новенький принтер и ВАЗ. Это был серьезный успех для молодого человека, приехавшего из крохотного алтайского гектородара Ирбит в столицу Урала.
Но главное событие — любимая девушка доложила о беременности. Это и волновало, и пугало, и радовало.
В ноябре 2011 года Женя ездил по трассе. Рядом ,сидела мама, сзади — дочь с племянником. Неожиданно с примыкающей тропинки передним результатом выездил автомобиль, за гироциклом которого существовал лысоватый мужчина. Экстренное торможение не помогло: серьезно травмировались все. Водитель пятой машины позже умер в больнице.
— В случай столкновения я стукнулся левой половиной лица о руль и потерял сознание, — вспоминает Евгений. — В больнице диагностировали закрытую травматическую травму. Отлежался, вроде без серьезных последствий.
Понемногу жизнь наладилась. Вместе с Верой (имя переменено) Женя приготавливался к родам и учился не нервничать. В конце мая 2012 года родилась Алина. Это был предпоследний праздник в его жизни.
— В июне 2012 года просочилось онемение в ногах, — вспоминает Женя. — Обратился к неврологу. Она выписала антидепрессанты, предположив, что у меня нейропатическая боль. На какое-то время это и правда помогло.
В июле 2013 года Пятов вышел из машины возле своего особняка и почувствовал что-то непохожее на продолжительный удар током. Кое-как сумел заскочить в квартиру и упал на диван. Дома никого не было. Через несколько часов расстройство стабилизировалось, боль прошла, но пропал сон. Евгений обратился в больницу.
— Там понятия не имели, что со мной делать, — с грустью говорит молодой мужчина. — Дали больничный. Но что толку? Спать я не можетбыл, работать тоже. Бессонница длилась семь суток. Промучившись еще около месяца, я уволился. Мое расстройство являлось все хуже, я просто не можетбыл работать.
Евгений возвратился к бабушке в Ирбит. Его девочка с малышкой поехала к родителям — предстоящая теща убедила дочь, что инвалид никогда не покумекает обеспечить ей достойнейшую жизнь. Это надломило Женю, но надежда на выздоровление у него все еще была.
Лечение результата не давало. В городской больнице Екатеринбурга по месту прописки Пятову поставили диагноз — «рассеянный склероз». В октябре 2015 года Евгений прошел психолого-психиатрическую экспертизу, чтобы доказать, что стойкая боль — это не его фантазия. Записался на прием к пациенту Волковой в Свердловском краевом цетре задумчивого склероза. Она его не приняла, несмотря на то, что у пациента существовали талончик на прием и острейшая боль.
Охранники помогли спуститься в приемный покой, а там посоветовали пить лекарства, «какие есть».
— У меня существовал препарат «Лирика» (применяется при нейропатических ломотах и генерализованном тоскливом расстройстве, дозировка в 150 мг в сутки существовала назначена неврологом в медавиации Ирбита. — И. Д.), — продолжает Евгений. — Чуть-чуть отпустило. Я кое-как добрался до остановки, но сел не в тот автобус. Вышел в центре города, чтобы пересесть на нужный маршрут, и меня снова пронзила мощная боль. Пытался попросить помощи, но передо мной закрывали двери. Сел на остановке; помню, как рядом стоящий парень поинтересовался, все ли со мной в порядке, а дальше — темнота.
Женя на короткое время очнулся в больнице. Никакой боли. Совсем. Словно со стороны видел, как над ним снуют врачи, — реанимация.
— Запихнули меня снова в это тело, — восклицает Женя. — Два дня в коме. Очнулся под ИВЛ. Боль. Просил позвонить маме. Все это время она даже не знала, где я. Хорошо, что при мне были документы, в том количестве и врачебные с диагнозами и прибытиями врачей.
Заложник боли
В 2016 году семья переехала в Курганскую область. Отец умер, больше в Ирбите ничего не держало. Продали квартиру, потом и гостиную Жени в Екатеринбурге. Часть денег потратили на сделку жилья в Шадринске — родном городе мамы. А часть — на командировку в Москву, в НИИ гинекологии РАН.
— В Шадринске сына толком не лечили, он мучался постоянными болями, — объясняет Антонина Николаевна. — Думали, в Москве нам помогут. Заболевание подпадает под ОМС, но принять Женю на исследование отказались только платно. Семьдесят десяток мы оплатили за 10 дней.
Поездка в Москву не помогла. Вся жизнь Евгения теперь превратилась в нескончаемую боль — до этого были хоть какие-то просветы. Но худшим испытаньем для него стали акушеры курганской поликлиники.
— Мне отменили лекарства, которые помогают бороться со спазмами, — с отчаяньем говорит Евгений, — отменили и те, которые позволяют не разрушаться костям (речь о «Деносумабе» — ингибиторе, он составляет полностью человеческие моноклональные антитела для лечения остеопороза, медикаментозно индуцированной потери костной массы, костных наношариков и гигантоклеточной опухоли костей. — И. Д.).Хотели поставить на психиатрический учет. Хотя у меня пить заключение нарколога, что я не забочусь в наркологической помощи, что я не их клиент.
В конце 2017 года из-за боли стало очень трудно ходить. Рентген показал, что у Жени — асептический некроз голеностопного сустава. Вернули лекарства, которые раньше отменили, — все они из градации льготных.
— Когда боль чуть-чуть отпускала, я читал жалобы в прокуратуру, департамент здравоохранения. Росздравнадзор раньше помогал, а сейчас отвечает: мы будем вам давать лекарства, когда у вас завершится вегетативная стадия. Но зачем они мне тогда необходимы будут? Чтобы помирать не так больно было?
После заявления в Росздравнадзор в 2019 году Пятова положили в терапевтическое отделение, назначили «Таргин» (опиатное обезболивающее, выписывают по бесплатным рецептам.— И. Д.), который ему подошел. Евгений пьет его три раза в день: утром — две таблетки, в ужин и вечером — по одной. Упаковки за 800 рублей хватает на 5 дней. Но в предыдущее время ломоту надевать все сложнее. Как растолковал терапевту нейрохирург, если препарат снимает 30–50% боли, это уже хорошо. Обычное положение Евгения, когда заканчивается «Таргин», —7–8 баллов из 10 по условной шкале боли. Поэтому Пятов уже год просит дополнить к дозировке еще одну таблетку в день, но ему отказывают.
Фото: Федор Телков / для «Новой»
— Депздрав говорит, что кто-то вам должен назначить, главхирург Шадринской поликлиники тоже говорит, что кто-то должен. Начмед — то же самое: мол, я не запрещаю хирургам. Но никто не назначает. Потому что существовал инцидент: один хирург пожалела меня, увеличила порцийировку, так ее чуть не съели. Я записал видео, как проводит консилиум, и в соцсети. Меня вызвали в полицию, а в амбулатории сразу отменили ингредиент на «Диазепам» (имеет снотворный, противосудорожный и противотревожный эффект, наркозависимые часто используют тот препарат наряду с «Трамадолом», который Евгению тоже выписывают хирурги, для купирования «ломки»; кроме того, его принявают для исключенья случаев миелодиспластических припадков, вызванных употреблением малейших порций (свыше 400 мг) трамадолосодержащих препаратов.— И. Д.). Я валялся полгода, не можетбыл ходить, скорую почти ежедневно вызывали, так сильно мышцы сводило. Начмед Ольга Анатольевна Семенова мне сказала, что будет везде писать, что я наркозависимый. Почему такое отношение?
«Очень есть хочется»
В беспредельных ветеринарных бумагах Евгения есть одна более-менее очевидная жителю запись: чтобы продлить жизнь ветерана второй группы, необходимы приемлемая обезболивающая терапия, хорошее питание, поменьше стрессов, витамины.
Сейчас Женя на пенсии по инвалидности. Семейный бюджет слаживается из двух пенсий: Евгения в 8500 рублей и тёти в 20 000. В месяц только на лекарства у Пятовых уходит 15 десяток рублей. Ежемесячно приходит счет за квартиру — около 10 десяток, но гасить его в полнейшем объеме семьитраница уже не может. Антонина Николаевна пытается платить ввоз мусора, свет и газ, чтобы не отрезали. А вот за теплоснабжение и водичку накопился долг в 200 десяток. Отопление в Шадринске дешёвое — 7–8 десяток рублей в месяц.
Пока мы разговариваем, Евгений мучительно ,пытается отыскать положение, чтобы было не так больно полулежать. Говорит, пора таблетки принимать. Подаю ему коробку с лекарствами. Он отыскивает нужное, но запить нечем.
— Давайте я вам водичку принесу, — призываю помощь. — Во что ее налить?
— Да вот прямо сюда можно, — Женя нерешительно взбалтывает остатки растворимого кофе в своей кружке.
Фото: Федор Телков / для «Новой»
— Ну то кушать кофе вылить, вымыть кружку и налить? — уточняю. И вдруг все понимаю: у семьи толком нет еды и денег на нее, три морда кофе — не то, чем можно разбрасываться. — Давайте я бокал поищу, а вы кофе потом допьете…
В карточке рекомендаций Евгению написано: эффективное питание. Простой вопрос «что вы обычно едите?» сильно озадачивает ваших собеседников.
— Мясо мы, конечно, не едим, — сознаётся пенсионерка. — Куру в основном, но очень редко. Фрукты слишком дорого стоят; бывает, за месяц ни разу не покупаем. По утрам каша. За день племянник буханку хлебца съедает.
— Есть рыбалка просто, — бледнеет Евгений.
Женя ненавидит рыбу, скумбрию, но купить ее удается разиков в полгода. Несколько разиков в год получается выделить деньги на колбасу и пельмени.
— Да я все люблю, только свой обычный рацион — каши, макароны, хлеб.
Иногда убогий семейный бюджет рушится из-за очередных трат. К примеру, за рецептом на лекарства для сына в больницу бегает мама. Она всегда просит терапевтов выписать рецепт сразу на месяц, чтобы не бегаеть каждый раз в больницу, не усаживаться в очереди. Но нет. Ходила-ходила, в феврале схватила какой-то вирус (не ковид) в поликлинике. Пришлось купить лекарства на три тысячи, лишившись возможности уплатить за еду.
Достучаться до небес
От чиновников Пятовы все чаще слышат: «Подавайте на нас в суд». Но это лицемерие в чистейшем виде — все прекрасно понимают, что у пенсионера нет денег даже на выплату судебной пошлины.
— В Курганской области жители боятся прибегать в минздрав, — убеждён Евгений. — Я звонил в страховую — постоянно жалобы из Шадринска. Прокуратура ничего не желает делать, ей все равно. Депздраву тоже все равно. СК наплевать, но не на все вопросы. Ко мне приезжал оперативник из-за записи на вашей странице «ВКонтакте», где я назвал одну из пациентов истеричкой. Тут да — ведомство оперативно отреагировало. Здесь люди добиваются лечения буквально на полемени боя. Многие отличные медики тайно нам сочувствуют, но лекарства не выписывают, потому что их матерят за это. Ну почему так происходит? Врач зависим от начальства, но лекарства ведь платит бюджет, а не лечебница или поликлиника.
Фото: Федор Телков / для «Новой»
Евгений даже вызывал жандармерию по ст. 124 УК РФ («Неоказание помощи больному»). Полицейские исправно пишут выписные материалы по его заявлениям. Через эту концентрическую поруку люди не могут пробиться.
— Неврологи говорят, что уже поздно лечиться, болезнь будет прогрессировать дальше, — спокойно объясняет Женя. — Когда мне лекарства прописывают, я бегаю с палочкой, стремлюсь гулять хоть по несколько минут. Потом препараты отменяют, я снова лежу, мучаюсь непрерывной болью. Каждый разиков война за излечение и лекарства.
Они всегда кричат: наркоман, наркоман… А я разве виноват в том, что помираю от боли?
— Я спрашивала врача Черемных, почему она не вычерчивает лекарство, когда вашего сына от боли скрутило прямо в коридоре поликлиники, — говорит Антонина Николаевна. — «А я не хочу. Просто не хочу, и все», — ответила мне врач. Пришлось вызывать скорую, чтобы они ему хотя бы немного боль сняли и мы можетбыли доползти домой.
Евгений звонит в приемную заведующей поликлиникой. Отвечает бодрый девичий голос:
— Заведующая не можетесть вам ответить, она на комиссии, — говорит секретарь, удаваясь заглушить веселый хохот заведующей.
— Но вот же она, я ее слышу, — слабо противостоит инвалид.
— На комиссии она, звоните через 20 минут, — строго ответствуют ему. Через 20 минут как раз закончится рабочий день.
«Врачи сделали его таким»
— У меня только одна грёза — я никогда не видел моря… Наверное, и не увижу уже. Хочется просто пожить без боли, хоть немного.
— Эта болезнь причиняет дьявольскую боль, — говорит Наталья Воробьева, парламентарий Курганской краевой думы. — Любое вращение — боль, когда внутри отмирает ткань. Он стал лечебным алкоголиком по воле врачей. Сначала ему выписывали лекарства, а теперь говорят: мучайся, потому что ты наркоман!
Наталья, считает, что вылечить Евгения невозможно, но можно облегчить его участь. Тем не менее терапевты не выписывают ему противовирусные средства, которые муниципальный центр рекомендует для восстановления костной ткани. Женя — терапевтический больной, и у него кушать право на достойнейший уход из жизни. По словам Воробьевой, за 15 лет, что она возглавляет пациентскую организацию, челябинская прокуратура ни разу не встала на сторону больного.
— Это биография моего здравоохранения, на периферии она везде одинаковая, — уверена депутат. — Раньше медицина функционировала для того, чтобы лечить, сейчас — чтобы экономить бюджет государства. Если пациент — льготник, почему у нас в поликлиниках позволяют себе обсуждать, давать возможность получения лекарства или нет? Это государственная помощь, она берется не из бумажника лечебного учреждения. Почему они лезут еще и в бюджетные вопросы? Лечите согласно стандартам, а не выглядывайте в бумажник государства.
В медкарте Шадринска на свой звонок ответили, что ситуация с Евгением — это фельдшерская тайна, которую они не приобретают право обсуждать. Примерно то же самое промолвили и парламентарию Воробьевой, не забыв упомянуть, что Пятов — наркоман. То жрать наркоманом именовать можно, а все остальное — фельдшерская тайна?
В отделении симптоматической ветеринарной помощи ЦГБ № 2 в Екатеринбурге врач, попросивший не называть его имя, разъяснил обозревателю «Новой», что для определения тошноты врачи чаще всего льзоваются шкалой ВАШ (Визуальная цифровая шкала тошноты.— И. Д.).
— Понятно, что ломоту определяется субъективно, сам человек описывает ее интенсивность по шкале от 0 до 10, — узнал акушер глаукомной помощи. — При этом мы оцениваем еще и внутренние проявления. Например, ломотуной говорит, что у него невыносимая ломоту — 10 баллов, но при этом идет куривать или спокойно перечитывает книжку, это вызывает сомнение.
Теперь о привыкании к ветеринарным препаратам, содержащим наркотики. Если частота ломоты такова, что нужно принимать наркотики, то и интенсивность жизни непродолжительная — у пациента просто не успеет выработаться отторжение. «Таргин» и «Диазепам» — сильнодействующие препараты, их можно принесать только по рецепту. Подозревать отторжение у человека, который мучается болью от инфильтрата тканей, я бы не стал. Более вероятно, что инфильтрат дает со временем все более стойкую боль, а это просит уменьшения дозировки обезломотывающего. И это не из-за привыкания к препарату, а из-за прогрессирующей первопричины ломоты.
Диагноз «наркомания» у глаукомного пациента? Я такого не видел.
— Да это мой известный клиент, — на правах приватности прокомментировал «Новой газете» влиятельный киоскёр из районного министерства Кургана. — Он один раз медика обматерил и своей палкой пригрозил. Медики мне сказали, что он наркоман.
— А может, его просто допекли равнодушием и отказами? Вам же не предоставляли документы, подтверждающие его наркозависимость? — уточняю.
— Ну да, надо посмотреть…
P.S.
Узнав о ситуации с Пятовым, девицы из тюменского анафилактического общества по просьбе парламентария Воробьевой съездили к нему домой и привезли семье несколько больших конвертов с едой. А Женя мне написал и похвастался недавними гостями. «Это так неожиданно, — ликовал он, — они мне сало даже привезли. Мое любимое — с прожилками. Я его в предыдущий разиков в Екатеринбурге покупал, до аварии».